Достоинство и гордость

В них нет противоречия склада с тоном. Когда пишу, сам произношу вслух». Напомню: на «своих» спектаклях Островский обычно скрывался за вторым (задним) занавесом или кулисой и оттуда следил за нюансами исполнительской «реальности»; таким способом ему удавалось оберечь собственное восприятие спектакля от изобразительных «помех» - мимики и жестов - и удержать в нем только голоса актеров. Очень определенно, может быть, даже излишне категорично высказался на эту тему Иннокентий Анненский, противопоставив Гоголю, поэту зрительных впечатлений, Островского и Писемского - «реалистов... слуховиков». Это, конечно, преувеличение; однако о слуховой доминанте в творческом мышлении Островского говорить, на мой взгляд, можно. И дело тут не в особых, виртуозных «звуковых изображениях», на чем настаивает Иннокентий Анненский, а в особой организации диалога, точней - далевых диалогических смыслов: ведь, право, Островскому приходилось буквально «держать ухо» на тексте, дабы всякий раз - каким-то периферийным слуховым рецептором - улавливать внеконтактные переклички персонажей (не говоря уж о «ближних» речевых партиях). Узнайте чем отличается микроблейдинг от татуажа.

В определенном отношении органический диалог напоминает гиперболическую геометрию Лобачевского: местные, линейные «цепочки» входят в живую его обширность на правах частных случаев - они не отЗЯ меняются и не девальвируются. В речевой соборной целостности «ГрозЫ» между персонажами стихийно складываются новые отношения - словно бы поверх фабульных и ролевых «привязок» - художественная модель социальных перемен. И значит, литературоведческому учету подлежат не только ближние, но также и дальние, подобно дневным звездам, до срока скрытые смыслы. Я говорю «до срока», потому как восприятие «дневных звезд» возможно лишь с появлением в читательском опыте установки на такого рода восприятие. Известно: мы смотрим глазами, по видим мозгом.